Жан-Луи Барро – Человек-театр

В прошлом году отмечалось 105 лет со дня рождения известного французского артиста, мима Жана-Луи Барро (8 сентября 1910 – 22 января 1994).
Молодому поколению это имя вряд ли о чем-то говорит. А ведь известный немецкий режиссер театра и кино, лауреат многочисленных премий Петер Цадек говорил: « Говорю студенту: «Скажи вот, а во второй серии «Детей райка»…», а он отвечает: «Детей чего? … Никогда не слышал». … А как я могу рассказать студенту что-то о пантомиме, если он никогда не слышал о Жане-Луи Барро? …» [1].

Чтобы такого не было, и не забывались такие уникальные артисты, необходимо еще раз вспомнить об этом выдающемся всемирно известном французском актере, режиссере Жане-Луи Барро.
Ж.-Л. Барро родился 8 сентября 1910 года на севере центральной части Франции. Его отец, будучи фармацевтом, смог дать сыну хорошее образование – Жан-Луи закончил престижный лицей Шапталь. Затем стал учеником знаменитого уже тогда актера и режиссера Шарля Дюллена. Получая актерское образования, Барро уже в 1933-1935 годах начал выступать в труппе Дюллена.
В 25 лет Жан-Луи Барро знакомится с мимом Этьеном Декруа. Это знакомство оказало огромное влияние на его карьеру, вызвав большой интерес к пантомиме, и, впоследствии, пантомима превращается для него в настоящую страсть. Постоянно совершенствуясь в этой области, Барро действительно становится гением пантомимы таким же, как Чарли Чаплин и Марсель Марсо.
Благодаря пантомиме Барро создает так называемый «тотальный театр», представляющий сочетание воздействия слова на человека и воздействия движений, выражающих слова. В этом таком театре соединялось все — от пения, музыки, танца, пантомимы до невероятного владения голосом. Театр оставался для Барро единственной страстью на протяжение всей его жизни. В области режиссуры уникально совмещение слова и пантомимы становится одним из достижений Барро как режиссера – в результате тотальный, синтетический театр понятен и с текстом, и без него. Барро создает школу пантомимы, поднимая ее на новый уровень, кроме того, сам читает лекции о пантомиме во многих странах мира. Он разрабатывает особый тип пантомимы, ее профессиональный лексикон, и в результате чего находит неизведанные и сокрытые ее смыслы.
Барро безупречно владел и голосовой речью и речью «телесной», пантомимой, везде был убедителен — и в постановках, скажем, Клоделя, и в пантомимах в том числе в фильме «Дети райка». Но все-таки основные силы он отдавал именно театру.
В 1940-х годах Барро работает в знаменитом театре Комеди Франсез. А затем в соавторстве Мадлен Рено, ставшей его женой, создает театральную компанию и ставит пьесы Беккета, Кафки и других в театре Мариньи. В 1959 году Барро возглавляет по приглашению министра культуры театр Одеон. Во Франции тех времен имели место бунтующие выступления студентов, и Барро, сочувствуя революционной молодежи, отдает театр в их распоряжение. Конечно, результатом была его отставка с поста руководителя театра. В дальнейшем неутомимый Барро создает свой собственный театр «Д’Орсэ», названный впоследствии «Рон-Пуан».
Активно снимается Барро и в кинематографе. Вначале только в качестве актера, а при встрече с режиссером Марселем Карне Ж.-Л. Барро сыграет свою знаменитую роль — мима Батиста Дебюро. Как писали газеты тех времен: « …Даже если Барро сыграл бы только эту роль, его можно было бы назвать одним из величайших актеров столетия».
В свое время зрители Советского Союза были очарованы кинофильмами режиссера Марселя Карне, теперь уже классика кино, появившимися в 60-70 годы прошлого столетия в прокате в нашей стране. Течение возникшее, в основном, во Франции 1930-1940-х годах 20 века так называемый поэтический реализм был представлен фильмом М.Карне «Дети райка». В основе поэтического реализма лежит поэтически возвышенное отображение жизни и быта обычных людей, а сама поэтизация действительности выражалась, прежде всего, в возвышенном эстетизме и в обилии не менее выразительных приемов при съемках. Подобные темы, естественно, не могли не привлечь внимание в СССР, поэтому фильмы французского режиссера М. Карне появились на экранах наших кинотеатров. Подлинным шедевром поэтического реализма были «Дети райка». Недаром в 1946 году фильм получил Золотую медаль на МКФ в Венеции.
Жан-Луи Барро представил режиссеру Марселю Карне и сценаристу Жаку Преверу каким он представляет должен быть план будущего фильма. Он сам предложил сюжет и сыграл одну из главных ролей – мима бульварного театра Жана-Батиста-Гаспара Дебюро или просто Батиста. Ж. Превер поинтересовался у Барро:
«- Нет ли у тебя на примете какого-нибудь сюжета?
– Есть. Было бы интересно снять в звуковом фильме историю мима, противопоставив ему говорящего актера, например, Дебюро — Фредерик Леметр» [2].
Позднее Барро говорил: «Я думаю, Батист мне ближе всех других персонажей» [3].
Роль Ж.-Л. Барро – Батист Дебюро, мим, первый артист бесправного бульварного театра, а Фредерик Леметр, напротив, первый актер привилегированного театра Комеди Франсез. В центре фильма известная коллизия – Пьеро и Арлекин. В фильме Барро – Пьеро, а Арлекин — Фредерик Леметр. В начале 19-го века пантомима, которую представлял Дебюро, считалась второстепенным искусством для определенного социального круга в противовес искусству, которое олицетворял собой Леметр, будучи артистом привилегированного театра. Жан-Луи Барро своей ролью показал насколько гениальным и невероятно гордым может быть артист маленького ярмарочного театра.
В свое время Жан-Батист Дебюро, который работал там с 1819 года, первым изменил саму пантомиму, наполнив ее глубоким смыслом.
За долгую, наполненную событиями и очень интересную жизнь у Барро было много различных событий. В 30-е годы он сблизился с сюрреалистами и левой театральной группой «Октябрь». В 40-х годах был артистом и в дальнейшем режиссером театра «Комеди Франсез». В 1940 году он связывает навсегда свою жизнь с актрисой Мадлен Рено. Союз с Мадлен был уникальным — они прожили вместе 53 года, вместе творчески развивались, создав театральную студию Рено-Барро. «…Где-то мне встретилась такая цитата: «Казалось, ничто не могло их связать — она была старше него на десять лет, жила с мужем и считалась хорошей женой и матерью. Тем не менее, она бросила семью ради него. Они поженились. Их любовь длилась почти пятьдесят три года. В конце жизни Мадлен Рено всё еще говорила: «Каждый раз, когда я слышу звук открываемой двери, мое сердце трепещет — сейчас появится он», а Жан-Луи Барро, не стесняясь, признавался, что главным занятием его жизни было смотреть на Мадлен» [4]. Почти 10 лет Барро был художественным руководителем “Театр де Франс”. А затем уже возглавляет собственный театр Д’Орсэ. Барро сыграл в подлинном шедевре поэтического реализма в фильме Марселя Карне «Дети райка», вышедшем на экране в 1945 году, но все-таки вся жизнь Барро представляла служение театру, как и у сыгранного им героя Батиста.

Барро является автором книг о театре и о своей жизни в нем, о своем понимании функций театра, о новаторстве. В «Размышлениях о театре» Барро писал: «На самом деле, наиболее сложно делать хорошо самые простые вещи. Например, читать. Суметь прочесть именно то, что написано, не упуская ничего из того, что написано, и в то же время, не добавляя ничего собственного. Суметь схватить точный смысл того, что читаете» [5].
Барро был не только превосходным трагиком и мимом, но поистине человеком-оркестром — он всегда говорил о том, что актер должен уметь сыграть все, от людей и предметов, до, при необходимости, и стихии – и философские, и природные.
Барро дважды был на гастролях в Ленинграде и Москве, в 1962 и 1976 годах. В 1976 году он привозил свой спектакль «Христофор Колумб». Мне посчастливилось увидеть его в ДК им. Ленсовета. Зрители увидели настоящий синтетический спектакль — в нем задействованы были и оркестр, который был полноправным действующим героем постановки, и небольшие пантомимы, рассказывающие, предваряющие дальнейшие сюжетные линии. Барро удалось найти в пьесе Клоделя определенную сценичность — на сцене находилась вторая сцена, на которой и происходили и разворачивались события жизни Колумба. А все бытовые сцены опять были поданы кратко, при помощи любимой Барро пантомимы. Романтическая, поэтическая сторона пьесы, наоборот, была им расширена. Запомнился на сцене огромный белый парус, «волнующийся» во время «шторма», изображенного при помощи натянутого каната. В центре, с одной стороны, Колумб и его «соратники», отчаянные смельчаки, а с другой, вокруг находились мещане, осторожные и совсем не понимающие зачем вообще подобные открытия нужны. Актеры в спектакле попеременно исполняли разные роли, оказываясь то в одном «лагере», то в другом. Сам Барро в течение спектакля присутствовал на сцене, но вступал в разговор уже в конце спектакля. Он изображал старого Колумба, смотрящего на свою жизнь, как бы со стороны — вот одна из причин нахождения на сцене второй сцены. Перед ним проходила его жизнь со всеми удачами и несчастьями. И только когда молодой Колумб начинал сомневаться в правильности своего дела, старый вступает в разговор и говорит себе, молодому – продолжай идти и иди только вперед! В финальной сцене оба Колумба, почти слившись в единое целое, обняв друг друга, под грустную, но в тоже самое время непокорившуюся бедам музыку, медленно уходят уходят со сцены, исчезая вдали…
Кроме своего знаменитого спектакля «Христофор Колумб», который ленинградские зрители посмотрели в 1976 году, Барро согласился выступить перед студентами Университета. Автору этих строк посчастливилось в числе студентов побывать в Актовом зале Университета и увидеть Ж.-Л. Барро воочию. Довольно большой зал был полон, а в конце зала ребята стояли, мест не хватило – всем хотелось увидеть и услышать всемирно известного артиста и мима. Вначале Барро очень долго и подробно отвечал на вопросы студентов, писавших и передававших записки на сцену, их интересовало все — там были вопросы, касающиеся его театра, ролей, им сыгранных, ну, и, конечно, пантомимы. Создавая свой особый сценический язык, Барро, пытался передавать состояния, прежде всего душевные, через пантомиму. Жесты, позы перемежались со словом или молчанием. Плавно разговор зашел о самой известной из пантомим, с которой он выступал практически всю жизнь — о пантомиме «Лошадь и наездник». В своем первом спектакле у Барро и появился впервые мимический образ – лошади и человека, лошади и наездника, или всадника. Появилась эта пантомима еще 1935 году сцене театра «Ателье». Как говорил сам Барро, она появилась после обучения актера у Этьена Декру. А что произошло далее, никак не ожидал никто – Барро согласился показать легендарную пантомиму! Мгновенно были убраны стол со стульями и… неожиданно на сцене появилась… лошадь с жокеем! То есть вначале все увидели наездника, но не прошло и минуты, как всадник превратился в лошадь. Этот конь как ни в чем не бывало кружил по сцене, мы явно видели, как он не только помахивает гривой, но и подергивает крупом. Конь кокетливо поворачивался к зрителям, нам студентам, мордой и закусывал удила. Конь ходил по кругу, выделывал всевозможные трюки — он прял копытами, ходил на задних копытах, перекладывая ногу за ногу, даже проделывал танцевальные па. Перед ошарашенными студентами радостно и свободно резвилась лошадка, но как только ее осаживал наездник, так она сразу становилась послушной для дальнейших трюков. Было удивительно видеть, как верхняя часть артиста «исполняла» роль жокея, а нижняя в это же время была лошадью! И еще удивительнее было то, что перед нами на сцене был 66-летний Жан-Луи Барро — игравший в пьесах Эсхила, Шекспира, Мольера, Сервантеса и многих других, всемирно признанный актер и режиссер! Мы, студенты, были в абсолютнейшем восторге от этого артиста, который ради нас даже исполнил столь известную пантомиму! А после Барро долго-долго давал автографы…

Жан-Луи Барро продемонстрировал не только безграничные возможности своего мастерства, но дал понять его, как человека — яркого, необычного, очень открытого, любящего пытливую молодежь, мгновенно готового к неожиданным решениям. Эту встречу, думаю, многие запомнили навсегда.

Литература
1. http://grakovskiy.livejournal.com/183892.html.
2. http://fisechko.ru/100vel/zar_film/29.html.
3. Ж. -Л. Барро. Воспоминания для будущего. М. , 1979, с. 188.
4. http://blog.nikityonok.ru/tag/zhan-lui-barro.

Наталия Шелухина