ДЕНИС ПЬЯНОВ «ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ЗАДУМЫВАТЬСЯ, ТЕАТР ДОЛЖЕН ЗАСТАВИТЬ ЕГО ДУМАТЬ!»

Денис Пьянов — артист Санкт-Петербургского Академического драматического театра им. В.Ф. Комиссаржевской.
1999-2000 – Лауреат высшей театральной премии СПб «Золотой софит». Номинация – «Лучший актерский дебют» – за роль Михаила Тимофеевича в спектакле «Заяц, Лиса и Петух» театра марионеток им. Е.Деммени.
2002 – Белорусь, Брест. Номинант международного театрального фестиваля «Белая-Вежа». Белорусь, Брест. Номинация «Лучшая мужская роль» в спектакле «Потудань», театр «Потудань»
2003-2004 – Лауреат премии «Золотой софит». Номинация «Лучшая роль в кукольном театре» – за роль Доходяжкина в спектакле «Небо в чемодане, или Цуцики в ночи», театр «Потудань», театр-фестиваль «Балтийский дом».
2005-2006 – Лауреат премии «Золотой софит». Номинация «Лучшая роль в кукольном театре» – роль Философа Хомы Брута в спектакле «Вий» Большого театра кукол.
2005-2006 – Номинант национальной театральной Премии «Золотая Маска». Номинация «Лучшая роль в кукольном театре» – роль Философа Хомы Брута в спектакле «Вий» Большого театра кукол.
2006-2007 – Номинация «Лучший ансамбль в драматическом театре» – роль Ник Пузо (он же осел) в спектакле «Сон в летнюю ночь», театр им.В.Ф.Комиссаржевской.
2008-2009 – Номинант премии «Золотой Софит». Номинация «Лучшая роль второго плана» в спектакле «Квартирник. Хвост – всему голова», театр на Литейном.
2013 – Лауреат премии «Золотой софит». Номинация «Лучший дуэт в драматическом театре» в спектакле «Ночь Гельвера», театр им.В.Ф.Комиссаржевской.
2013 – Обладатель специального приза от партнера Tess премии «Прорыв» «За убедительность перевоплощения и самоотдачу» в спектакле «Ночь Гельвера». Обладатель Приза зрительских симпатий общества «Театрал» за спектакль «Ночь Гельвера».

Юлиана Рязанцева: Какие у Вас сохранились детские воспоминания о театре?
Денис Пьянов: Говоря о детских воспоминаниях, стоит учитывать тот факт, что я родился в селе Красный Яр (Астраханская область) в котором не было особо куда ходить. В основном, все воспоминания сводятся к новогодним утренникам. У меня сохранились фотографии, на которых я в костюмах, которые специально для этого случая делала моя мама. Театральные воспоминания – это уже более поздние, связанные с осознанным возрастом, школьным. Моя мама, выпускница института культуры в городе Куйбышеве (ныне Самара), была актрисой. Творческая судьба на сцене реализовалась, но это не стало её профессией по жизни, потому что вскоре она уехала за отцом в Астрахань, где работала в редакции газеты, позже вела урок «Театр», не кружок, а предмет. Именно там я впервые сыграл в КВН, а раньше выходил в утренниках в образе героев. Это, пожалуй, самые ранние театральные воспоминания.

Ю.Р.: Мама актриса – этот факт послужил основным толчком при выборе профессии?
Д.П.: Изначально я про театральный совсем не думал, мне хотелось связать свою жизнь с мультипликацией. Я до сих пор ее люблю и всегда мечтал создавать мультики. В 10-11 классе, уже на выпуске, мои родители стали говорить, что пришла пора задуматься, куда поступать. Тогда я взял книжечку «Вузы России» и стал смотреть, где есть вузы, готовящие мультипликаторов. Нашел в Москве ВГИК и Институт в Екатеринбурге. «Мельница», которая сейчас Петербурге, тогда еще не существовала. Я разослал письма и мне пришли ответы, в которых было предложено поступать на режиссуру и операторское искусство. Тогда я увидел приемные требования, в особенности на режиссуру, где нужно было предоставить экспликации, рисунки. Я рисовал чуть-чуть, баловался изображением диснеевских героев, но понял, что, вероятно, не справлюсь. Потом мне пришла мысль, что ближе всего к мультипликации – куклы, ведь мультики бывают рисованные, а бывают кукольные. Я решился поступать на кукольное отделение, уже здесь в Петербурге. Почему? Потому что именно этот город выбрали родители – из той же книжки выписал четыре города: Москва, Ярославль, Санкт-Петербург, какой-то еще. Выбор пал именно на Петербург, куда я и приехал. Поступил с первого раза, наверное, если бы не удалось, то на второй год сил бы не хватило. Как Галина Ивановна Бызгу, которая несколько лет поступала, я бы не смог: бы сломался бы, разочаровался в себе и не решился бы пробовать вновь.

Ю.Р.: Были еще запасные идеи куда поступать?
Д.П.: Нет, когда я поступал даже не знал, что можно было подать документы сразу на несколько специальностей, как сейчас делают. Я пришел и подал документы только туда, куда изначально хотел.

Ю.Р.: В семье только мама была связана с театром?
Д.П.: Да. Отец у меня музыкант – баянист. Сейчас он уже на пенсии, хоть и продолжает работать. С годами разочаровывается все больше и больше, потому что дети хотят заниматься компьютером, а музыка подразумевает труд, поколение пошло ленивое.

Ю.Р.: А Вы владеете инструментом?
Д.П.: Скорее НЕТ, чем ДА. я учился 8 лет, в том числе и у своего отца. В театре в двух спектаклях играю на баяне, но сам себе сказал, что не музыкант и потому не развиваюсь в этом направлении. Это все-таки не мое, больше пошел в маму, а не в отца. Беру баян и волнуюсь, что могу не попасть на клавиши, так как по своей природе я не музыкант.

Ю.Р.: Как отнеслись родители к выбору профессии?
Д.П.: Мои родители не из тех, кто требует идти туда, где они считают будет лучше для меня. В этом смысле они меня поддерживали. Мы с отцом приехали в Петербург, и он меня во всем поддерживал, присутствовал пока я сдавал экзамены, ходил к мастерам, проверял. Когда мы с сестрой уже жили в Петербурге, он всегда привозил нам продукты, затаривал холодильник. Позднее он мне рассказал, что ходил к мастерам и спрашивал, как я учусь. Педагоги говорили, что он чуть ли не единственный, кто интересуется судьбой своего ребенка. Они дали мне сразу зеленый свет. Когда мы выпустили спектакль на Малой сцене по сказкам Людмилы Петрушевской (режиссер Г. Бызгу), я рассказал маме, которая сказала, что я в каком-то смысле продолжил и осуществил ее мечту – стал артистом, нашел себя в профессии. Ей так и не удалось реализоваться, потому что она уехала за мужем. А я вот состоялся.

Ю.Р.: Сестра связана с актерской профессией?
Д.П.: Нет, она совсем не связана с ней. Сестра занимается рукоделием, шьет, в некотором смысле тоже творческий человек. По специальности она психолог, заканчивала Университет.

Ю.Р.: Помните свой первый выход на профессиональную сцену? Какие были ощущения?
Д.П.: Я сейчас вспоминаю по фотографиям, как когда-то в селе Самарской области на новогоднем утреннике я был домовым. Это был, наверное, первый выход. Профессионально – в Институте в многочисленных этюдах, позднее в театре марионеток Деммени, где я был участником спектакля «Заяц, лиса и петух», за который как раз и получил свой первый «Софит». Потом уже были «Река Потудань», с Кудашовым, когда он уже учился у Г.М. Козлова. Драматические дебюты, конечно же были позже и в студенческие годы тоже.

Ю.Р.: В какой момент Вы поменяил свое амплуа, с кукольного на драматическое? С чем это было связано?
Д.П.: Это случилось совершенно непродуманно, сложилось, само собой. Я играл драматические роли, когда работал в театре Марионеток. Мы параллельно учились с курсом Г.М. Козлова: с А. Клодько, Г. Бызгу, а также многие другие талантливые ребята. Мы учились параллельно, но на одной кафедре театра кукол. И они для своих работа брали в постановки нас, это были драматические этюды и сценки. А случилось так, что после двух лет работы в театре марионеток я понял, что меня засасывает, но мне хотелось развития, которого там для меня нет и я ушел в никуда. Была работа в театре «Потудань», с Кудашовым. Но был период, когда я оказался совершенно без работы и без постоянной зарплаты. Оказался в театре Комиссаржевской, и я так думаю, С.Д. Бызгу посодействовал тому, что меня взяли в премьерную постановку «Сон в летнюю ночь». К тому времени мы с С. Бызгу уже сыграли «Село Степанчиково», «Очень простая история». Здесь требовался А. Баргману второй состав, в который я и попал. Меня взяли на «подхват». А позднее я сам попросился в театр. В.А. Новиков воскликнул: «Ну, наконец-то!». Когда пришел подписывать контакт, хорошо помню, как гулял целый час в Екатерининском садике в предвкушении официального оформления. Теперь я артист этого театра, и мне тут очень нравится. Мне кажется именно здесь я нашел свое место.

Ю.Р.: Вы озвучили спектакль «Село Степанчиково и его обитатели». Расскажите о своем опыте работы с В. Крамером и театром «Фарсы»?
Д.П.: Это было мое первое общение как с артистами театра «Фарсы», так и их режиссером В. Крамером. Сейчас мы продолжаем работать, в том числе в постановке «Сиротливый Запад», который недавно сняли с репертуара. Продолжаем работать с С. Бызгу, О. Базилевич и в театре, и на съемках в кино. Этот опыт мне дал многое, потому что Крамер, один из немногих режиссеров, который действительно являет внутри себя большой свет. Когда я вспоминанию выпуск спектакля «Сиротливый Запад», тогда я параллельно репетировал в театре на Литейном. Все то, что он мне говорил здесь, накапливалось, я пытался и там проявить, пользовался его советами. С ним бывает крайне тяжело, но очень интересно. Например, на репетициях «Сиротливого Запада», он просил меня каждый раз писать проповеди. Волей не волей мне приходилось открывать Библию каждый вечер и читать, думаю, что по своей воле я бы этого не делал. Но это было очень интересно и многое мне дало. Если бы он позвал меня снова, то я с удовольствием согласился. И спектакль мне жаль, что сняли. Если абстрагироваться от того, что я в нем участвовал, то он был совершенно правильный, поставлен, как надо. Он был актуален, напоминал нам о том, что поменялись приоритеты, мы начинаем думать совершенно не о том.

Ю.Р.: Кто из актеров или режиссеров повлиял на Вас?
Д.П.: Мне кажется, что все актеры, которых мы знаем, но никогда не встречали, например, Евстигнеев, Папанов, Леонов, Миронов, они все тоже являются учителями. Я говорю сейчас не обывателях, а профессиональных артистах, которые учатся на видеозаписях спектаклей и кинофильмах. У меня иногда бывает не получается роль, бывает черпаешь что-то из внешнего, когда одеваешь костюм и что-то рождается, а бывает из внутреннего. Так у меня на последней сказке «Холодное сердце» был момент, когда роль совершенно не получалась, начал придумывать образы. И я стал показывать Эраста Гарина в «Золушке», пытался копировать его манеру речи, и что-то от него перешло в мой образ. Так я могу учителями назвать очень многих актеров, которые уже давно ушли, но ты на них смотришь и учишься. Если человек не дурак, то он будет набираться опыта у выдающихся артистов. Мне многие нравятся, например, Высоцкий, на первом месте как поэт, исполнитель, после как актер, а еще Леонов, Евстигнеев и многие другие.

Ю.Р.: Исполненные Вами роли влияют на Ваш характер?
Д.П.: Надеюсь нет, потому что мне хотелось бы быть главным в своем становлении.

Ю.Р.: Ну, может быть, все-таки что-то есть?
Д.П.: Наверно, может быть «Ночь Гельвера», спектакль в котором мы играем с О. Базилевич. Он имеет силу и не отпускает. После, когда ты уходишь со сцены остается след, который не сразу уходит. Наверное, спектакли оставляют отпечатки. Помню, как в одном из интервью И. Смоктуновского спросили: «Как вот вы каждый спектакль сходите с ума», на что тот ответил: «Если бы я каждый спектакль сходил с ума я бы уже в дурку попал». Грубо говоря, есть кухня актерского мастерства, все равно это игра. Есть те, кто не играет, а живет, это уже степень собственной веры. Но чаще это мастерство, когда ты погружаешься в образ и также из него «выпрыгиваешь».

Ю.Р.: Расскажите о своей работе с режиссерами, спорите ли Вы с ними, вступаете в полемику, доказываете что-либо?
Д.П.: Я, наверное, из тех актеров, кто доверяет режиссеру. В данном плане мне всегда очень везло, потому что мои роли, которые я готовил с режиссерами такими как: Крамер, Галина Бызгу, Морфов,Смирнов, Кудашов, Баргман, те, которые понимают про что, и я им совершенно доверяю. Если у меня что-то не получается, из того, что требуют, я не буду задавать вопросы, а скорее стану пробовать сделать тоже самое, но совершенно по-другому. Может быть именно так и получается, что и от меня что-то есть в постановке и образе. Те режиссеры, которые дают большую свободу, а есть те кто ставит на рельсы, с которых сойти нельзя, но есть выбор направления, который всецело зависит от тебя самого. Я не спорю, я доверяю, в процессе я пойму гораздо больше, чем в разговоре. Лучше сразу пробовать, чем говорить или спорить на эту тему.

Ю.Р.: Есть ли любимый режиссер в театре или кино?
Д.П.: Есть те, с кем приятно было поработать и хотелось бы снова. А вот чтобы выделить кого-то одного, если честно, то не задумывался над этим.

Ю.Р.: Какие спектакли запомнились больше всего?
Д.П.: «Потудань» и «Вий», Кудашова. Из последних «Ночь Гельвера», очень сложный, но его хочется играть хоть каждый день. Но он невероятно сложный, даже три раза подряд не сыграть, но есть внутренняя потребность что-то сказать этим. Недавно меня ввели в «Дон Жуана», его очень интересно играть, я еще не все внутри построил, и идет процесс работы над ролью, но она мне очень нравится.

Ю.Р.: Совершенствуете ли свою роль от спектакля к спектаклю?
Д.П.: Вероятно да, даже когда спектакль уже сыграл все равно раз за разом находишь новые нотки. А когда премьера случилась, вроде бы уже зритель ходит, а у тебя что-то внутри сидит, видимо, что-то не до конца построено идет нескончаемый процесс работы над ролью.

Ю.Р.: Как Вы относитесь к критике?
Д.П.: Если она помогает совершенствоваться, то положительно. Но к сожалению, критика сегодня совершенно исчезла. Сейчас лишь бы обругать спектакль, нежели конструктивно выразить свое мнение. Я не так часто ее читаю. Бывает так, что простой зритель напишет так хорошо, что ты вынесешь из этого отзыва много интересного. Бывает, что ты не закладывал в роль того, что увидел в ней зритель, и ты думаешь, что есть еще возможность многое попробовать.

Ю.Р.: Прислушиваетесь ли Вы к мнению коллег?
Д.П.: Конечно прислушиваюсь, многое говорится из лучших побуждений. Это все творческий процесс, чтобы добиться лучшего исполнения. Творчество очень сложно судить, многое зависит от моральных устоев. Как бы уже не переиначивали творчество Чехова и Шекспира, все имеет место быть, другое дело готовы ли мы морально принять и согласиться. Когда Король Лир уже не мужчина, а женщина, лично для меня это дико. Есть автор, который создал определенный образ, а режиссер переиначил, пытается донести вероятно не идею самого Шекспира, а что-то свое. Принимать это или нет уже дело вкуса и морали.

Ю.Р.: Как Вы относитесь к вопросу интерпретации?
Д.П.: Отношусь положительно, почему бы и нет. Недавно я смотрел «Авантюрист» в театре «Буфф» по мотивам пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Музыка Дунаевского, в спектакле артисты поют свои арии. Это имеет место быть. Главное, чтобы театр и режиссер предупреждали зрителей о том, что это по мотивам, тогда я знаю, что здесь есть своя мысль, и можно абстрагироваться от материала, и ты готов к этому. Да в каждом спектакле должно быть место для творчества, но также и должны быть границы разрешенного.

Ю.Р.: Как Вы считаете, постановки, которые имеют право на существование, они должны быть представлены на экспериментальных площадках или же все-таки на академической сцене?
Д.П.: Думаю, если бы я был художественным руководителем я бы вплотную задумался над данным вопросом. Например, если вернуться к спектаклю «Сиротливый Запад» приходилось частенько слышать, что это не формат театра Комиссаржевской. Что это не та сцена. Я говорю в данном случае о том, чему был свидетелем. Мне кажется, что репертуарный театр, в первую очередь, должен быть совершенно разным, мне нравится, что театр Комиссаржевской имеет в своем репертуаре совершенно различные постановки, как классического репертуара, так и современного, как упомянутый ранее «Сиротливый Запад», а также «Ваал», который, по сути, почти рок-концерт. С точки зрения зрителя – не знаю, может быть и правильно думать, что современные постановки должны идти на экспериментальных сценах. Лично мне кажется, что все имеет право на жизнь, только при соблюдении моральных принципов. Тот материал, который играем мы, не оскорбляет ни кого, не порочит историю театра, ни зрителей, ни авторов.

Ю.Р.: Молодые режиссеры чаще всего интерпретируют что-то старое, а не создают совершенно новое? Как Вы считаете почему?
Д.П.: Мне кажется, что для молодых это проще. Взять известную пьесу, переиначить ее и быть уверенным в том, что на нее пойдут. Сложнее найти что-то совершенно новое. Может быть причина и в том, что мало материала сейчас. Но вот я знаю, что Г. Бызгу читает очень много современных пьес и знает, что есть, но все равно постоянно в поиске. Вот, например, как случилось с «Простой историей», с актёрами с которыми она работала – данное произведение просто идеально ложилось на ребят, вот она ее и поставила.

Ю.Р.: Как Вы относитесь к актерской славе?
Д.П.: Как к следствию работы. Все равно это какая-та часть актерской профессии. Зачастую, актер сыграл в кино и катается по миру представляя фильм, а это часть твоего контракта, гонорара, если работать и хорошо работать, то все равно это будет, хочешь ты этого или нет. Это неотъемлемая часть профессии.

Ю.Р.: Есть ли у Вас любимая актерская цитата?
Д.П.: Они обычно рождаются в моей голове в определенной ситуации, а вот так вспомнить не могу. На холодильнике у меня висит фраза из книги Паоло Коэльо: «Однажды выбрав свой путь, следуй ему». В какой-то степени является для меня девизом по жизни. Актёрская профессия – она зависимая, как говорил Высоцкий: «…Над тобой есть режиссер, драматург и Господь Бог. Вот когда ты пишешь стихи, тогда над тобой только Бог». У актеров обычно «то густо, то пусто». К сожалению, равномерно не построить свой путь. Мне бы хотелось жить и зарабатывать своей профессией. Но, как обычно бывает, тем что тебе нравится не заработать. Ты можешь делать это даже бесплатно, если ты любишь свое дело. Но стоит помнить, что даже если тебе это в удовольствие, ты должен зарабатывать своей профессией. Тебе она нравится, и ты должен помнить, что и у тебя есть своя цена. Например, вот мне студенты кино предлагают поработать, денег заплатить тебе у них нет, а ты хочешь с ними сотрудничать, потому что это очень интересно и, кроме того, ты сам чему-то постоянно с ними учишься. Как снимают кино по школе, тут я вкладываю в свое будущее. Я буду работать, наслаждаться творчеством, при условии, конечно, что мне очень нравится материал.

Ю.Р.: Какие Ваши источники вдохновения?
Д.П.: Для меня конкретно источник вдохновения – когда все хорошо, когда есть любимый человек, который прикрывает твою спину. У меня бывало и так, что и мое плохое состояние помогало мне вдохновится и хорошо сыграть репетицию или спектакль, не случайно же поэты пишут, когда переживают несчастную любовь и льются у них стихи грустные, но это процесс рождения. Я научился из всего вычленять, и из плохого и хорошего.

Ю.Р.: Какие режиссерские стили Вам ближе всего?
Д.П.: Мне больше нравится кино классическое, в котором искренние переживания. Я не балетный – не могу станцевать, не певец, чтобы спеть арию. Мне необходимо терзать свою психофизику. Ближе классический подход к работе, хотя у всех все по-разному. Некоторые режиссеры любят скрупулезно разбирать до запятых, а кто-то сразу начинает “ходить ножками”. Мне не совсем понятны те, кто говорит изначально «что мы с вами вместе будем рождать спектакль» и идет этюдным путем, я немного не понимаю этого, потому что ты показываешь разные варианты, а режиссеру все не нравится. Значит, он сам не имеет четкого представления, что он хочет. Для меня настоящий режиссер должен иметь представление о работе в целом и, наверное, давать некоторые наметки образа, поведения. Иначе мы можем пробовать до бесконечности, впустую тратить время. Если у режиссера есть представление о том, что он хочет, тогда у него сложится команда.

Ю.Р.: В одном интервью К. Шахназаров сказал, что «Настоящее искусство не может быть товаром». Как Вы относитесь к данному высказыванию?
Д.П.: Получается, если бы я был художником, то я не мог бы продавать свои картины? Актер – штучный товар, поэтому многие попадают в историю, но зритель должен быть у каждого, отражать свое мнение. Актер же не может быть для себя, ему нужен зритель. Может быть в этом есть какое-то рациональное зерно, но лично для меня крайне важен зритель, и мне надо, чтобы мою работу видели и оценивали другие, мне хочется об этом говорить. Я могу не сказать что-то в жизни, а со сцены я могу прокричать о своей личной проблеме через образ своего героя.

Ю.Р.: Что для Вас реакция зрителя?
Д.П.: Для меня это некий барометр, который показывает, что ты живой. Мне нравится больше, когда зритель плачет, если это получилось, значит я могу затрагивать душевные нотки, значит зритель еще может сопереживать. Рассмешить проще, чем заставить плакать для меня!

Ю.Р.: Меняется ли со временем зритель и его реакция?
Д.П.: У меня небольшой опыт, всего десять лет. За это время, наверное, он изменился. Сейчас больше молодежи потянулось в театр. Реакция совершено разная, даже такая, что тебе кажется неадекватной. Причина может быть в психологическом зажиме, когда человек может совершенно закрыться и не показать тебе своей истинной реакции. Реакция важна, и она должна быть в зале. Когда зал молчит, ты совершенно не можешь понять почему так происходит. Однажды на спектакле «Сон в летнюю ночь» в середине действия неожиданно зажегся свет, и я увидел полный зал и мне стало страшно, я не думал, что столько людей смотрит на меня.

Ю.Р.: Какие постановки произвели на Вас сильное впечатление?
Д.П.: «Тихий дон» Г.Козлова, одно из последних потрясений. Сейчас я хожу все реже, потому что очень много разочарования. В кино хожу много, а в театр реже. Бывают прорывы, когда тебя не отпускает. Упомянутый «Тихий дон» очень понравился. Многие спектакли смотрю по записи, такие как «Юнона и Авось», «Поминальная молитва», фрагменты данных постановок иногда всплывают в моей памяти.

Ю.Р.: В последнее время в каких кинопроектах Вы участвовали, и были ли они Вам интересны?
Д.П.: Мы летом закончили проект «Как я стал русским», который сейчас идет по СТС. Мне было там очень интересно. Ты понимаешь, что люди встречаются, и между ними происходит взрыв творческих эмоций, и тебе это очень интересно. В кино это редкость, когда получаешь истинное наслаждение от процесса, и ты расслабляешься, редко, но бывает.

Ю.Р.: Какое у Вас амплуа?
Д.П.: Я не герой любовник, скорее характерный.

Ю.Р.: Есть ли у Вас творческая мечта?
Д.П.: Сыграть что-либо, наверно, нет, никогда и не было. Мне бы хотелось рассказывать о интересных людях в компании с интересными актерами и режиссерами, воплотить образы, в которых есть личностное начало, которому есть что сказать. Сейчас вот мы репетируем спектакль «Дом который построил Свифт», в нем у меня образ одного из лилипутов. Он мне безумно нравится. Сцена идет минут 20, но в ней есть целостность. Завязка, развитие и логический финал. В ней есть все и характеры, и судьба. Выйти и показать даже за 20 минут своего, даже такого героя, больше ничего и не надо. Этим сейчас живу.

Ю.Р.: Как Вы себе представляешь будущее театра?
Д.П.: Театр уже имеет свою нишу, как говорил герой фильма «Москва слезам не верить», что телевидение вытеснит театр. Не думаю, мне кажется он будет всегда, он должен быть, потому что для актеров это некий станов, зритель – наше живое общение. Также, как и зрителю вживую важно видеть эмоции, то что ему не найти в реальной жизни или телевизоре. Поэтому он будет стремится в театр за хорошими, добрыми, теплыми эмоциями. В какой-то степени именно это и дает театр. По статистике хотя бы один раз в жизни каждый человек бывал в театре. Даже в селе, мои племянники в Астрахани, все зовут меня приехать, чтобы прийти в театр.

Ю.Р.: Вы довольны своей актёрской судьбой?
Д.П.: Мне грешно жаловаться на то, как сложилась моя судьба актера, которой я всецело доволен.

Ю.Р.: Какая концепция искусства Вам ближе? Искусство, как образ жизни, искусство, как удовольствие, как искусство, как воспитание?
Д.П.: Первое и второе и третье! Человек должен задумываться, театр должен заставить их думать! И мне нравится, когда зрители уходят после, задумавшись, хотят что-то изменить в себе. Был один такой случай, не со мной. Человек находился в тяжелом депрессивном состоянии. И он позвонил своему приятелю, поделиться тем, как ему сложно. Собеседник позвал его на спектакль. И после тот ушел в слезах и с желанием жить. Такой театр даёт желание жить и творить.

Ю.Р.: За Вашей спиной плакат Чаплина, почему?
Д.П.: Потому что весело о грустном (смеется).

Ю.Р.: Есть особое отношение к Чаплину?
Д.П.: Это искусство, оно либо нравится, либо нет. Он умеет найти правильный подходит и завоевывать вниманием зрителя. Он умеет нравится. Многие его любят и смотрят до сих пор. Хочется найти такой вот общий язык, чтобы был понятен совершенно любому человеку, вне зависимости от возраста, национальности и попадать в то самое «нравится». Театр должен быть именно таким.

Ю.Р.: Как Вы относитесь к танцам в спектакле?
Д.П.: Хорошо, если сам не танцую (смеется), мне кажется это у меня плохо получается. Может быть поэтому мне не нравится, когда танец – как вставленный номер. Мне кажется, он должен вытекать из чего-то. Как например, выпил персонаж, и душа просит танца, тогда да. А когда просто так, без логики, вне концепции – нет.

Ю.Р.: Ходите на балетные спектакли?
Д.П.: Нет, но если случайно попадаю, то нравится, не понимаю их, но красиво.

Ю.Р.: Что для Вас счастье?
Д.П.: Я не буду оригинален. Счастье – это когда с утра с удовольствием на работу, а вечером домой. Счастье идти домой, где есть кому спросить, как прошел твой день, когда ждут и любят. Не всегда получается совместить отдых, уделить должное время и внимание близким. Когда работа нравится, но ты не можешь уделить внимание родным – это плохо.

Ю.Р.: Оглядываясь назад лет на 15 хотели бы Вы изменить что-то?
Д.П.: Нет, все хорошо. Многое пройдено, сыграно много ролей, поработал со многими людьми. Иногда задаюсь вопросом: чего добился? Не хочется ничего менять, все хорошо, и думать по-другому не хочу. Я счастливый человек, если, конечно, не считать мой принципиальный характер. То я все-таки счастливый.

13 ноября 2015 года
Беседовала Юлиана Рязанцева

Фотографии из личного архива Д. Пьянова